Том 25. Статьи, речи, приветствия 1929-1931 - Страница 124

124

Редакция не однажды объясняла, почему она считает своё дело необходимым; она считает нужным повторить это ещё раз.

Нужно, чтоб каждый грамотный рабочий и крестьянин знал всё, что строится в Союзе Социалистических Советов, чтоб он имел пред глазами приблизительно точную картину хозяйственного роста страны.

Необходимо, чтоб каждая единица рабочей массы чувствовала, как неиссякаемый источник социалистически организованной энергии усиливает и развивает даровитость и талантливость единицы, её волю к труду и творчеству и как единица-личность возвращает эту заимствованную энергию в общий поток героической работы коллектива.

Этот процесс воспитания массой новой, социалистически мыслящей и чувствующей личности развивается у нас всюду: на фабриках, заводах, в шахтах, в колхозах, коммунах; развивается многообразно: в форме «ударничества», выдвиженчества, в фабзавучах и пионеротрядах, в Красной Армии и в вузах, в школах крестьянской молодёжи и среди юношества тех национальностей, которые десять лет тому назад ещё не имели письменности на своих языках.

Это процесс культурно-интеллектуального вооружения всей 150-миллионной массы рабочих и крестьян, процесс преобразования её в силу, разнообразно одарённую талантами, но единую в своём стремлении к великой цели. Столь напряжённого стремления массы к свободе, к свету знания ещё не было в истории человечества, и основная цель этого стремления — создать новое человечество.

Громкие слова? Романтизм?

Нет. Мы живём в стране, где простое, будничное дело говорит громче и красноречивее всех красивых и громких слов, когда-либо сказанных поэтами. Наши поэты тоже ещё не находят достаточно ёмких и мощных слов, для того чтоб откликнуться внятным эхом на героическую музыку наших дней.

Романтизм — весьма неопределённое понятие, оно толковалось и толкуется мудрецами буржуазии различно, противоречиво. В общем его можно понять как более или менее явное стремление ослепительно раскрасить личность и действительность, чтоб прикрыть блестящей мишурой слов нищенские лохмотья мещанской «души» и гнилые язвы жизни. У нас нет нужды в таком романтизме. Он глубоко враждебен нам в его попытках прикрасить старую, позорную, бесчеловечную правду той действительности, которая обеспечивает мещанину покой и уют на крови трудового народа. Нам прикрашивать нечего.

Мы хорошо чувствуем свои пороки, недостатки, ошибки, мы видим, как они мешают нам жить, и мы ежедневно беспощадно обличаем их не только на страницах центральных и областных органов нашей прессы, но во всех фабзаводских, колхозных газетах и всюду в наших стенгазетах. Наши пороки особенно ясно видимы при свете той правды, которая только одна может обновить мир. Нам нет нужды припудривать своих героев пыльцой красивеньких слов. Наши герои — не романтичны, они — просто герои. Вот, например, как пишет нам один из героев наших и сотрудников по журналу, рабкор:

...

«Родимые товарищи, командировку поздно получать, притом прорыв, а я буду сматываться от трудностей, удирать. Нет, это не в натуре моей. Сейчас нужно биться за уголь, и я не сойду с поста, буду и учиться и работать. Мне просто стыдно становится — прорыв, многие коммунисты увиливают от забоя, так что думаю — и я удирать? Нет, нет, лучше до конца стоять крепко за уголь. Буду жив на 1931 год — попаду, может быть, а сейчас буду драться за уголь.»

Это — ответ на предложение нашей редакции устроить автора письма учиться в университете имени Я.М.Свердлова. Автор давно почувствовал необходимость учиться, горячо мечтал об этом, но вот «прорыв», и он, шахтёр, остаётся на своём боевом посту, под землёй.

Он вовсе не «исключительное явление», а именно тот действительно новый человек, о котором говорилось выше.

На днях вышла в издании ВЦСПС книжка Салова, ударника, рабочего с АМО, такого же героя. Их много, и мы имеем право сказать: «Они родятся каждый день». Эти новые люди создаются кипением стихийной воли массы, — воли, устремлённой к творчеству новых форм жизни, и эти люди организуют стихийные чувства массы социалистически.

Мы знаем, что масса ещё не однородна, что склонность к мещанской «старинке» не чужда и рабочим «нового призыва», что у мещан тоже есть свой идеальчик «лучшей жизни», то есть той, против которой всё более активно протестует рабочий класс во всём мире. Бывает так, что «свои же люди», не узнавая в деле и слове личности своих же вековых, но социалистически организованных стремлений, ломают новым людям рёбра, разбивают черепа — действуют против них так же преступно и подло, как и классовые враги. Много погибло и погибает рабселькоров в ежедневной, будничной борьбе против навыков «старого мира», против грязи и пошлости быта, в борьбе за честное, мужественное строительство социалистической культуры. Не мало паникёров, трусов, предателей в этой борьбе, не мало людей, которые, чувствуя себя чужими рабочему классу, пытаются подкупить его своей словесной «левизной». Таких не мало, а всё же они ничтожны, и недолго уже играть им роль песка в машине.

Рабочий класс растёт количественно и качественно, он быстро создаёт кадры своих мастеров культуры, всё больше выдвигает талантливых людей, армия рабкоров увеличивается сказочно: в 1928 году их было 500 тысяч, а в 1930 — около 2 миллионов. Это уже однородная масса, в ней каждая единица более или менее ясно сознаёт общую цель рабочего класса и значение своего личного труда.

Эта масса развивалась в годы восстановления промышленности, и тогда её работа сводилась почти исключительно к «самокритике», а теперь, при развёрнутом социалистическом наступлении, рабкорство уже значительно расширило область приложения его энергии, — рабкор стал «ударником» в производстве, организатором социалистического соревнования.

124